Еда в трилогии «Голодные игры» (и рецепт рагу из баранины с черносливом)

Зачем мы готовим по литературным рецептам? Чтобы перенестись в любимую историю через еду — ответ, который лежит на поверхности. Но как же тогда книги, в которых совсем не хочется оказаться? Как ни странно, в последнее время они интригуют меня больше всего. Чем мрачнее сюжет, тем больше хочется разобраться в его кулинарном контексте. Это явно не от желания примкнуть к героям, тут что-то ещё. Пожалуй, всё дело в том, что для меня еда в литературе — давно уже не про еду. Ну, не только про неё, как минимум.

Кулинарная составляющая частенько становится самостоятельным художественным средством. Она же помогает выстраивать сюжет на глобальном уровне: в продуманном литературном мире упоминания еды образуют дополнительный каркас истории. И мне всегда интересно «просветить» книгу, чтобы увидеть этот каркас во всей его сложности. Конечно, часто история могла бы обойтись и без этой дополнительной структуры, но что-то при этом потеряла бы — даже если герои не зациклены на вопросах пропитания. А уж в нашем сегодняшнем примере еда настолько вплетена в сюжет, что без неё он бы просто рассыпался.

Содержание:

• Открывая «Голодные игры»: немного о нюансах восприятия
• Стрелолист и Пита: о говорящих (и съедобных) именах главных героев 
• Голод как проводник сюжета: еда, вокруг которой вырастает история
• Рагу из баранины с черносливом: знаковое блюдо и его рецепт

Открывая «Голодные игры»: немного о нюансах восприятия

Я открыла для себя мир «Голодных игр» чуть больше года назад, а до этого не была знакома ни с экранизацией, ни даже с общей идеей — вот как бывает. Но теперь эта литературная вселенная добавилась к числу моих любимых. Я прочитала трилогию в такой период, когда в моей жизни в принципе было много «лёгкого», жанрового чтения. Тогда же я познакомилась с целым рядом других популярных циклов. Но только от «Голодных игр» я буквально не могла оторваться, провалившись в эту историю с головой и с трудом вытаскивая себя в реальный мир, когда от этого было не отвертеться.

Почему они так меня зацепили? В первую очередь, наверное, потому, что — на контрасте с другими представителями жанра и вопреки обилию жестокости в тексте — по своей сути это глубоко гуманистическая история. Тема того, как нас ломает суровый мир и как хочется сохранить при этом в себе искру человечности, сохранить самого себя, какой ценой это иногда приходится делать, за какие соломинки хвататься и что терять по дороге, — можно не говорить, как всё это актуально по нынешним временам. Да и не только по нынешним. Но моему внутреннему подростку оказалось важно прожить эту выдуманную историю именно сейчас.

Сыграло роль, конечно, и то, каким языком эти книги написаны. С одной стороны, язык простой и незамысловатый, предложения короткие, но они так цепляются одно за другое, собираясь в единую нить повествования, что не оторваться. Ты просто отдаёшься течению, и тебя несёт стремительным потоком. В этом плане мне ещё повезло, что я взялась сразу за англоязычное издание. Уже потом я стала собирать цитаты про еду, заглянула в русский перевод — и поняла, что он читается по-другому (и большинство цитат ниже — это мой подстрочник, стилистически не идеальный, но более верный смыслу). Жаль, что в официальном переводе не получилось в полной мере передать эту лаконичную, но очень вовлекающую авторскую интонацию.

В целом, впечатление такое, что по-русски эту историю рассказывает какая-то другая героиня. Не буду здесь вдаваться в подробности, но, пожалуй, ещё вопрос, случилось бы у меня к ней такое же эмоциональное подключение. В общем-то, её и зовут по-другому, и с этого, пожалуй, стоит начать.

Стрелолист и Пита

Главная героиня «Голодных игр» знакома русскоязычным читателям и зрителям как Китнисс. По-английски её зовут Katniss, то есть скорее Кэтнисс. И это говорящее имя, значение которого объясняется в тексте.

Большинство имён в этой книжной вселенной в той или иной степени говорящие. Если жители Капитолия, по задумке, должны напоминать нам древних римлян (или греков), то в дистриктах правила не такие чёткие, но всё же есть закономерности. Примеры имён из Дистрикта-1, который специализируется на производстве предметов роскоши: Glimmer, Marvel, Gloss, Cashmere (в русском переводе: Диадема, Марвел, Блеск, Кашмира, т. е. «кашемир»). Дистрикт-2 в выборе имён часто следует за Капитолием, обращаясь к греческим и римским образцам. Персонажи из сельскохозяйственного Дистрикта-11 названы соответствующе: Rue, Thresh, Seeder, Chaff (в русском переводе: Рута, Цеп, Сидер — а буквально «сеятель», Рубака).

В Дистрикте-12 имена никак не привязаны к его основному профилю — добыче угля. При этом есть ощущение, что чем выше социальное положение персонажа, тем меньше значит его имя: дочку мэра зовут просто Мадж. А вот семьи шахтёров любят давать своим детям цветочные и прочие растительные имена. Сестра главной героини — Примроуз, примула. Сама она — Кэтнисс, стрелолист. Её лучший друг и товарищ назван именем, которое скорее связывает его со стихией, чем с растительным царством: Гейл (Gale) — это штормовой ветер. Но фамилия у него растительная — Hawthorne, боярышник.

Смысл имени главной героини особенно многослоен. Растение katniss — это и беспроигрышный источник пропитания, и визуальная отсылка к главному инструменту выживания Китнисс (стрелам), и связь с созвездием Стрельца (через его латинское название).

Однажды в конце лета я мылась в озерце и обратила внимание на окружавшие меня растения. Высокие стебли, листья как наконечники стрел. Белые цветы с тремя лепестками. Я опустилась на колени в воде и, зарывшись пальцами в мягкую грязь, вытащила горсть корней. Мелкие голубоватые клубни, невзрачные на вид, но если пожарить или сварить — не хуже картошки. «Кэтнисс [Стрелолист]», — произнесла я вслух. Растение, давшее мне имя. В голове зазвучал шутливый голос отца: «Пока ты можешь найти себя, с голоду не помрёшь». Следующие несколько часов я провела, бороздя дно палкой и пальцами ног и собирая всплывающие на поверхность клубни. В этот вечер мы пировали рыбой с корнями стрелолиста, пока не наелись досыта, впервые за долгие месяцы.

Стрелолист — род многолетних травянистых растений, растущих в воде или на заболоченных илистых почвах вокруг водоёмов. Его латинское название, Sagittaria, происходит от слова sagittārius, то есть «относящийся к стрелам». И достаточно взглянуть на листья этого растения, чтобы в голове возникла та же ассоциация. Правда ведь похоже на наконечник стрелы?

Листья Стрелолиста обыкновенного (фото из Википедии)

Sagittarius — это ещё и название созвездия Стрельца. Более говорящего имени для героини, чей образ неотделим от лука со стрелами, не придумаешь. Впрочем, зовут её не Sagittarius, а Katniss. Это одно из множества разговорных названий стрелолиста в английском языке. Среди прочих — arrowhead, то есть, опять же, «наконечник стрелы», а также множество вариантов в духе: крысиный картофель, болотный картофель, утиный картофель, лебединый картофель и т. д. Что уже недвусмысленно намекает на скрытый в толще воды и грязи потенциал этого растения.

В Северной Америке, на территории нынешних США (и будущего Панема, если следовать мифологии книги), стрелолист издавна был хорошо известен коренным народам и считается важной составляющей их кулинарных традиций. По своим пищевым свойствам он и в самом деле ничем не хуже картофеля. Правда, клубни у него не особо крупные, так что с приготовлением приходится больше возиться. Выкапывать их из илистой грязи тоже удовольствие на любителя, тем более что оптимальным сезоном для сбора стрелолиста считается поздняя осень, когда эта грязь ещё и холодная. Но всё это мелочи, если речь идёт о выживании. Да и просто разнообразить рацион охотника-собирателя крахмалистыми углеводами дорогого стоит. С этой точки зрения клубни стрелолиста — просто находка.

Фото шефа Алана Берго из его статьи о кулинарных свойствах стрелолиста

Клубни стрелолиста можно готовить множеством способов, как и картофель. Во вкусе присутствует горчинка, к которой, вероятно, нужно будет привыкнуть, зато по текстуре стрелолист даже удачнее картошки: в нём гораздо меньше влаги и очень много крахмала, что делает его, например, идеальным продуктом для всяких хашбраунов-драников. Ещё за счёт этого его гораздо проще сушить. Нарезанные пластинками или кубиками и высушенные клубни стрелолиста можно оставить в качестве заготовки на будущее, а можно смолоть в муку, из которой, в свою очередь, получится множество самостоятельных блюд. Но, конечно, самое простое и популярное — это сварить, пожарить, добавить в рагу или суп. Всё то, что мы чаще всего делаем с привычным нам картофелем.

Когда Китнисс случайно находит стрелолист в конце своего первого сиротского лета (фактически она ощущает себя круглой сиротой: отец погиб, а мать перестала быть для дочери надёжным взрослым), это становится одним из переломных моментов в истории её вынужденного взросления. С одной стороны, она обретает новую уверенность в своих силах. С другой — убеждается, что в конечном счёте может рассчитывать только на себя: ей помогает выжить Katniss-стрелолист, а не кто-то из близких. В самом её имени скрыта и сила, и воля к жизни, и одиночество.

С этой точки зрения имя второго по значимости героя книги всё же попроще, но и в нём зашифрован смысл, ускользающий от русскоязычных читателей. В переводе его зовут Пит, в оригинале — Peeta (Пита). И это, скорее всего, искажённый вариант слова pita (пита как разновидность лепёшек), ведь речь идёт о сыне пекаря. Фамилия Mellark — это, возможно, искажённое meadowlark (разновидность певчей птицы). Что вполне согласуется с традициями Дистрикта-12, где связь с дикой природой часто прослеживается если не в имени, то в фамилии персонажа. Свой символизм в этом имени тоже есть: Peeta сам как хлеб, который печёт, — простой и основательный, незамысловатый по своей сути, но жизненно важный. Та самая опора (больше моральная, чем физическая), без которой Китнисс в конечном итоге не обойтись.

Всё это стоило проговорить, но большинству русскоязычных читателей уже привычны «Китнисс» и «Пит». Поэтому здесь я буду называть героев этими вариантами имён, чтобы вы лишний раз не спотыкались. Просто держите в голове этот дополнительный смысловой слой.

Голод как проводник сюжета

Голод — отправная точка всей этой книжной истории, с какой стороны ни посмотри. Уже само название трилогии — «Голодные игры» — можно трактовать довольно широко. Помимо буквального значения (ежегодное кровавое реалити-шоу), голодные игры — это вся борьба за власть в Панеме, все случаи использования голода как оружия против слабых. Это всё, что людям приходится делать, чтобы вырваться из тисков голода, — не только и не столько на арене. Если на то пошло, это не только физический голод, но и голод по справедливости, например (и в таком контексте слово hunger неоднократно встречается в тексте). Но на сегодня нам и прямого значения хватит с головой.

Когда Сьюзен Коллинз спросили, почему в названии трилогии появилось слово hunger, она ответила так: «Потому что еда — это смертельное оружие. Точнее, лишение еды. <…> Это оружие, которое в войне направлено на всех — не только на солдат, но и на гражданских». (Тут надо заметить, что сама писательница называет войну, и в частности понятие «справедливой войны», центральной темой трилогии.) Далее она вспоминает пьесу Шекспира «Генрих V», где в прологе Хор говорит о Генрихе как о Марсе, боге войны, у ног которого сидят его верные псы — голод, меч и огонь. В русском переводе псы поменялись местами:

Тогда бы Генрих принял образ Марса,
Ему присущий, и у ног его,
Как свора псов, война, пожар и голод
На травлю стали б рвался.

Но у Шекспира эту свору возглавляет именно голод. По словам писательницы, в наше время, с учётом всех происходящих в мире катаклизмов, роста населения и экологических проблем, значение еды как оружия возрастает. И можно предполагать, что в будущем тенденция только усилится. 

Мир будущего, описанный в «Голодных играх», сформировался в результате серии глобальных катастроф и разрушительной войны за те немногие ресурсы, что ещё оставались у человечества (не в последнюю очередь — пищевые). Точно так же и главная героиня этой истории, Китнисс Эвердин, стала такой, какой мы встречаем её на первых страницах, под влиянием череды личных катастроф и жестокой борьбы с голодом.

Становление героини

Вся сознательная жизнь Китнисс в той или иной мере прошла под знаком голода, но особенно — годы активного взросления, последовавшие за смертью отца. Поэтому интересно проследить становление героини через эту тему. Как голод повлиял на формирование её личности?

В первый раз я позволяю себе всерьез задуматься о возможном возвращении домой. Навстречу славе. Богатству. Собственному дому в Деревне победителей. Мама и Прим станут жить со мной. Больше никакого голода. Новое чувство свободы. Но потом… а что потом? Какой будет моя повседневная жизнь? До сих пор она в основном состояла из добывания пищи. Не станет этого занятия — и вот я уже не уверена, кто я такая, в чём моя суть. Довольно пугающая мысль.

Интересно следить, как Китнисс понемногу начинает задаваться вопросом «Кто я?» и ищет на него ответ до самого конца трилогии. При том что вначале такие материи совершенно её не волнуют — все её интересы сводятся к выживанию, ведь «правду на хлеб не намажешь». Перестраивать сознание, заглядывать внутрь себя, знакомиться со скрытыми сторонами своей натуры, искать свой моральный компас — довольно болезненные процессы. Гораздо проще думать: «Я Китнисс Эвердин. Я охочусь в лесу, чтобы прокормиться свою семью». Но в какой-то момент это самоопределение перестаёт в полной мере соответствовать реальности, а главное, отвечать внутреннему запросу героини.

Впрочем, даже этот сугубо внешний слой даёт нам важные штрихи к её портрету. То, без чего сама Китнисс, её жизнь, отношения с близкими, место в локальном сообществе и шансы в Голодных играх были бы совсем другими.

Из очевидного: необходимость на протяжении долгих лет добывать пропитание себе и своей семье в конечном итоге вылилась в набор навыков, без которого Китнисс не выжила бы в Играх. Опыт охоты и собирательства сделал из неё вполне конкурентоспособного трибута, умеющего не только прокормиться в лесу, но и постоять за себя (виртуозное владение луком в равной мере пригождается и с дичью, и против себе подобных). Конечно, основные принципы она почерпнула ещё у отца, но останься он в живых и приноси по-прежнему в дом свою шахтёрскую зарплату, вряд ли Китнисс достигла бы таких высот в обращении с луком, вряд ли лес стал бы для неё родным домом, да и в целом стимулов к самосовершенствованию — пусть и таких суровых — было бы меньше. В этом плане тому же Питу с его внешне благополучным детством при пекарне, с одной стороны, повезло больше, но с точки зрения Голодных игр — совсем не повезло.

Отношения с близкими

При более глубоком анализе голод всё равно остаётся главным определяющим фактором в жизни Китнисс. В частности, через него выстраиваются отношения героини с самыми важными для неё людьми. 

Именно через голод происходит её разрыв с матерью, которая не в состоянии закрыть самую базовую потребность своих детей. 

Из голода вырастает дружба Китнисс с Гейлом: можно сказать, что у них общий враг — голод — и общие средства борьбы с ним. В третьей книге, когда от этой борьбы ничего не остаётся, Китнисс чувствует, что «клей», раньше крепко державший их вместе, стремительно растворяется.

Наконец, через голод происходит своеобразный «бондинг» Китнисс с Питом — тот самый эпизод с хлебом, первоначальный добрый поступок, из-за которого она потом долгие годы чувствует себя в неоплатном долгу. И дело тут не только в хлебе как таковом, а в обретённой надежде.

На секунду наши глаза встретились, потом он отвернулся. Я смущенно опустила взгляд — и сразу его увидела. Первый одуванчик в этом году. Меня пронзило озарение. Я вспомнила часы, проведённые с отцом в лесу, и поняла, как нам выжить.
По сей день они неразрывно связаны в моей голове — этот мальчик, Пит Мелларк, хлеб, давший мне надежду, и одуванчик, напомнивший, что для меня ещё не всё потеряно.

При этом две подгоревшие буханки, спасшие Китнисс в самый чёрный момент отчаяния, сами по себе не вызывают глубокой рефлексии: хлеб есть хлеб. А вот одуванчики — это уже следующая ступень пирамиды потребностей, когда человеку помимо собственно хлеба не помешает ещё и немного веры в завтрашний день. В этой книжной вселенной ужин со вкусом надежды — это салат из одуванчиков.

Только я отвела взгляд от побитого лица Пита Мелларка, как увидела одуванчик и поняла, что надежда есть. Я бережно сорвала его и поспешила домой. Взяла ведро, прихватила Прим, и мы направились на Луговину — как я и думала, она вся была усыпана золотистыми цветами. Мы собрали все одуванчики поблизости, а потом и дальше вдоль забора на добрую милю, пока наше ведро не заполнилось доверху листьями, цветами и стаблями. В этот вечер мы объедались салатом из одуванчиков и остатками хлеба из булочной.
— А что ещё? — спросила Прим. — Какую ещё еду мы можем найти?
— Кучу всяких штук, — пообещала я. — Мне только нужно их вспомнить.

На протяжении всех трёх книг Пит так и остаётся для Китнисс «мальчиком с хлебом» (the boy with the bread). Но и одуванчик как ассоциация с ним тонкой нитью тянется через всю трилогию и снова выходит на первый план в финале, объясняя чувства и выбор героини. Чтобы выжить, ей нужен не огонь, питаемый гневом и ненавистью, а весенний одуванчик — ярко-жёлтый символ возрождения вместо разрушения. «Обещание того, что жизнь может продолжаться, несмотря на все потери. Что всё снова может быть хорошо».

Социальные связи

Контакты Китнисс с другими обитателями Дистрикта-12 тоже во многом завязаны на темах голода и насыщения, ведь в своих стараниях прокормиться она не одинока. Социальные связи героини в Котле и за его пределами — результат её охотничьих талантов: на момент начала истории у Китнисс есть целая сеть потенциальных покупателей, и она хорошо представляет, кому какую дичь можно продать и что за неё выручить. Строго говоря, любая подобная активность нелегальна и должна сурово караться. Но фактически наличие общих интересов в области еды меняет правила игры: представители закона входят в число постоянных покупателей Китнисс — среди них и мэр, и глава миротворцев.

То, без чего мы худо-бедно могли обойтись, я начала продавать в Котле. Страшновато было соваться туда без отца, но люди там его уважали, приняли и меня. В конце концов, дичь есть дичь — неважно, кто ее подстрелил. Еще я стала наведываться со своим товаром к задним дверям богатых горожан, припомнив, что говорил об этом отец, и выяснив остальное опытным путём. Мясник берет зайцев и не берёт белок. Пекарь любит белок, но купит, только если жены нет рядом. Глава миротворцев предпочитает диких индеек. Мэр обожает землянику.

Противопоставление голода и сытости

В общем, даже в такой дыре, как Дистрикт-12, каждый старается порадовать себя вкусной едой, насколько ему позволяют финансы и положение. В рамках местного сообщества, каким бы маленьким оно ни было, есть расслоение: одни неплохо устроены, другие всю жизнь балансируют на грани голода. Гейл уверен, что это тоже стратегия Капитолия, которому разобщение местного сообщества только на руку.

Противопоставление голода и сытости используется как художественный приём уже на уровне родного дистрикта. Но в полную силу оно начинает звучать, когда речь заходит о столичной еде — о том, чем кормят героев начиная с поезда и потом в Капитолии. Во многих таких сценах Сьюзен Коллинз просто перечисляет изысканные яства, предлагая читателям самим чертить параллели. Но в отдельных случаях она проделывает эту работу за нас, сознательно играя на контрастах.

Характерный пример — когда Китнисс обедает с Цинной сразу после их знакомства. Им подают курицу в сливочном соусе с кусочками апельсинов, выложенную на подушку из какой-то жемчужно-белой крупы, крошечный зелёный горошек и луковки, булочки в форме цветов, а на десерт — пудинг медового цвета. И Китнисс размышляет о том, как это соотносится с реалиями её родного дистрикта.

Я пытаюсь представить, как приготовить такую еду дома. Курица слишком дорогая, но нам сгодится и дикая индейка. Придётся подстрелить ещё одну, чтобы обменять на апельсин. Вместо сливок — козье молоко. Горошек мы могли бы вырастить в саду. Дикий лук добуду в лесу. Гарнир мне не знаком — то зерно, что нам дают за тессеры, разваривается в неаппетитную коричневую кашу. Изысканные булочки — значит, очередная сделка с пекарем, две-три белки или вроде того. Что же до пудинга — даже представить не могу, из чего он сделан. В общем, несколько дней охоты и собирательства — ради одного приёма пищи, и всё равно он будет лишь жалким подобием своей капитолийской версии.
Каково это, думаю я, жить в мире, где еда появляется по нажатию кнопки? На что бы я потратила те часы, которые сейчас посвящаю прочёсыванию леса в поисках пропитания, если бы его было так просто добыть? Что они делают целыми днями, эти жители Капитолия, — помимо того, что украшают свои тела и ждут поставки свежих трибутов, умирающих ради их развлечения?
Я поднимаю глаза и встречаю прикованный ко мне взгляд Цинны.
— Должно быть, мы тебе омерзительны.
Он понял это по выражению моего лица? Или как-то прочёл мои мысли? В любом случае он прав. Все они омерзительней некуда.

Ещё один эпизод с намеренной игрой на контрастах — пир в особняке президента Сноу во второй книге, в финале тура победителей. Пожалуй, он кажется даже слишком гиперболизированным — заложенную в него идею можно было донести изящнее. Само по себе описание роскошных яств в неимоверных количествах — вполне в духе того, что мы уже видели вместе с героями. Вроде, тут их уже ничем не удивить. Но что совершенно добивает Пита — так это способ, которым пользуются жители Капитолия, чтобы не переставать есть (сами герои насыщаются быстрее, чем успевают хотя бы надкусить малую часть предложенного). 

— Только немного свыкнешься, только подумаешь: может, они и ничего — и тут…
Он осекается на полуслове. А я вспоминаю изможденные тела детей на нашем кухонном столе и как мама прописывает родителям лекарство, которого им никак не добыть. Больше пищи. Теперь, когда мы богаты, она всегда даёт им что-то с собой. Но в прежние времена дать нам часто было нечего, да и ребенка всё равно было уже не спасти. А здесь, в Капитолии, люди вызывают у себя тошноту ради удовольствия вновь и вновь набивать животы. Не потому что больны физически или умственно, не потому что еда испорчена. Просто на вечеринках это в порядке вещей. Ожидаемо. Неотъемлемая часть веселья.

В какой-то момент — сильно раньше этого эпизода в президентском особняке — становится понятно, что нет смысла сопоставлять полуголодную жизнь семейства Эвердин с чуть более стабильным положением Мелларков. Пит, как выясняется, дома ест только чёрствый хлеб и сильно просроченную выпечку — то, что не продалось в пекарне. Позволить себе собственноручно изготовленный тарт с козьим сыром и яблоками Мелларки не могут (рецепт этого тарта, о котором Пит рассказывает в первой книге, пока они отсиживаются в пещере, доступен моим подписчикам на Boosty и Patreon, а все остальные могут получить к нему доступ за небольшую разовую плату).

Казалось бы, мелочь, но для Китнисс это становится маленьким откровением: 

Хм. А я-то думала, у торговцев сладкая жизнь.
В целом это правда, Питу всегда хватало еды. Но есть что-то удручающее в этой жизни на чёрством хлебе, в этих засохших твёрдых буханках, которые никому не приглянулись. У нас есть хотя бы одно преимущество: я добываю еду каждый день, поэтому обычно она такая свежая, что нужно следить, как бы не убежала.

Здесь сравнение своих условий с чужими получается не таким уж однозначным. Так напутствие Хеймитча из второй книги — «Помни, кто твой настоящий враг» — раскрывается и через еду, причём уже в первой книге.

Апельсины как мерило благосостояния

При этом сравнивать через еду можно не только представителей враждующих сторон, но и одну и ту же героиню на разных этапах её пути. Успех в Играх радикально улучшает материальное положение победителей, и масштаб этих перемен легко оценить на примере одного конкретного продукта. В случае с Китнисс своеобразным мерилом благосостояния становятся апельсины. В первой книге, когда герои завтракают в поезде на пути в Капитолий, среди предложенных блюд и напитков она отмечает изящный стакан с апельсиновым соком.

По крайней мере, я думаю, что это апельсиновый сок. Апельсин я пробовала лишь однажды, на Новый год, отец купил его в качестве особого угощения.

И к тому же один на всю семью. 

Впоследствии, в рамках капитолийского меню, апельсины появляются снова и снова, в том числе в составе разных изысканных блюд (таких, как уже упомянутая выше курица с апельсинами в сливках, утренние оладьи, покрытые густым апельсиновым пресервом, или маленькие запечённые птички с апельсиновым соусом). 

Конкретно апельсиновый сок становится просто квинтэссенцией чего-то чужеродного и, как следствие, своеобразным символом недоверия. Например, в сцене за завтраком в тренировочном центре, когда Хеймитч сообщает, что стратегия поменялась и теперь он будет заниматься со своими подопечными по отдельности, Китнисс как раз успевает сделать большой глоток апельсинового сока, прежде чем понимает, что что-то не так. Но особенно ярко это проявляется в финале Игр, когда победителей эвакуируют с арены.

Я колочу по стеклу, кричу что есть мочи. Никто не обращает на меня внимания, кроме какого-то стюарда, который возникает у меня за спиной и предлагает напиток.
Я опускаюсь на пол, лицом к двери, и бессмысленно таращусь на зажатый в руке стакан. Ледяной хрусталь, апельсиновый сок, трубочка с белой оборкой. Как неуместно он смотрится в моей окровавленной, заскорузлой руке со шрамами и грязью под ногтями. От запаха рот наполняется слюной, но я осторожно ставлю стакан на пол, не доверяя чему-то столь чистому и красивому.

Но вот Китнисс вернулась домой в новом статусе, денег у неё теперь предостаточно, лес перестал быть единственным доступным источником пропитания. Поначалу, пока к ней приковано пристальное внимание, у неё вообще нет возможности туда ускользнуть. Но как только жизнь вошла в колею, Китнисс снова спешит в лес, чтобы почувствовать себя в родной стихии, но в первую очередь — чтобы увидеться с Гейлом. С собой она берёт мешок еды для совместного пикника. И это не просто повседневный перекус, а особое угощение, чтобы отметить долгожданную встречу. Среди её припасов — холодная курица, сыр, хлеб из булочной и апельсины. 

Помните столичную курицу с апельсинами? Ещё недавно, рассуждая о ней, Китнисс расценивала куриное мясо как принципиально для неё недоступное. Покупной хлеб в былые времена — тоже редкая роскошь, обычно шахтёрские семьи обходились невзрачными домашними лепёшками из грубого зерна. И апельсины — во множественном числе! За всю прошлую жизнь в Дистрикте-12 Китнисс досталось лишь несколько долек, один раз в далёком прошлом. Перемены, конечно, колоссальные. 

Дома, в Двенадцатом дистрикте, апельсины — просто красноречивый символ достатка. Но всё же и тут они отбрасывают едва заметную тревожную тень: когда встреча с Гейлом заканчивается неожиданным для Китнисс образом, она сидит под деревом, тщетно пытаясь разобраться в себе, и одна из немногих вещей, которые вертятся у неё в голове, — это запах апельсинов.

Баранье рагу как символ безопасности

Другой образец столичной еды, который неоднократно появляется в трилогии, всякий раз по-новому подсвечивая историю героини, — это рагу из баранины с черносливом. В противоположность апельсинам, это блюдо изначально связано с темой безопасности. Когда Цезарь Фликермен спрашивает в интервью: «Что тебя больше всего поразило в Капитолии?», а Китнисс отвечает: «Баранье рагу» — это самый удачный ответ, потому что он одновременно и правдивый, и безопасный, и такой, который понятен местной публике и становится поводом для шутки. Впоследствии то самое рагу из баранины с черносливом появляется в составе спонсорской посылки на арене, в меню завтрака во время тура победителей, в виде консервов, найденных в покинутой столичной квартире в третьей книге. И всякий раз это больше, чем просто еда. Но об этом мы поговорим подробнее ниже.

Собственно Голодные игры

На арене у трибутов одна задача — выжить, и она вообще-то складывается из двух составляющих. Это не только драматичная борьба с соперниками не на жизнь, а на смерть, но и банальное выживание в дикой природе. Жажда и переохлаждение убивают не менее эффективно, чем метко направленное оружие. И, конечно, голод.

Один из моих аргументов в рамках классического ворчания «книга лучше фильма» связан именно с этим. Понятно, что на экране выбор делается в пользу зрелищности, но в кино тема добывания еды и воды, мягко говоря, смазалась, а ведь это первоочередная задача, которой в книге уделено много внимания. Голод и жажда — едва ли не главное, что периодически толкает участников на необдуманные поступки. Для Китнисс Игры вообще начинаются с того, что она несколько дней не может найти воду — и практически уже прощается с жизнью. Прокормить себя ей гораздо проще, чем напоить, особенно с обретением лука, но про то, как она добывает еду, мы тоже читаем во всех подробностях. 

Вообще, на арене мы знаем буквально каждый проглоченный Китнисс кусок. Такое пристальное внимание к еде — приём, способствующий поддержанию напряжённой атмосферы. Это не острое напряжение момента, когда происходит схватка с противником или очередной смертоносный катаклизм, а постоянная фоновая тревога. Как звон в ушах.

Кстати, о звоне в ушах. Единственная серьёзная атака, инициированная самой Китнисс, связана с едой как важнейшим ресурсом на арене. Она понимает, что у неё мало шансов против тех, кого всю жизнь готовили к участию в Играх, — так называемых профи. По крайней мере, пока они сидят на горе ресурсов, захваченных в начале состязания. И решает, что, если лишить их запасов еды, баланс сил сместится в пользу участников, способных добывать пищу самостоятельно. Здравая идея, которая принесла плоды, хотя и сама Китнисс пострадала в процессе (не говоря уже о том, чем это закончилось для её союзницы).

— Мы тоже сильные, —  говорю я. —  Только по-другому.
— Ты да. Ты умеешь стрелять. А я что?
— Ты можешь себя прокормить. Они могут?
— Им и не надо. При таких-то запасах.
— А не будь у них этой еды? Если бы она пропала? Долго бы они продержались? —  говорю я. —  В конце концов, это же Голодные игры.
—  Но, Китнисс, они явно не голодают, —  возражает Рута.
—  Да. В этом-то и проблема, — соглашаюсь я. И впервые у меня есть план. План, никак не мотивированный желанием бежать и скрываться. План нападения. — Думаю, Рута, мы это исправим.

Другой ресурс, повышающий шансы на выживание, — подарки от спонсоров. В посылке, прилетающей участнику практически прямо в руки, может быть остро необходимое лекарство, оружие, инструменты выживания. Часто эти спасительные подношения содержат еду. И чтобы их «заработать», нужно покорить своим поведением на арене как можно больше богатых зрителей в Капитолии.

Это одно из обстоятельств, влияющих на отношения героини с Питом. Китнисс знает, что Хеймитч пытается «продать» спонсорам историю «несчастных влюблённых из Дистрикта-12», и вынуждена подыгрывать, как может. Одним не слишком убедительным поцелуем можно заработать только кастрюльку бульона для серьёзно раненого Пита, в то время как разговор, способный растрогать зрителей, приносит им целую корзину роскошных угощений. Эта вынужденная игра на публику «за еду» влияет и на динамику их личных отношений, и в определённой мере — на исход Игр. И имеет далеко идущие последствия.

Panem et circenses

Когда Сьюзен Коллинз спросили, почему она сделала Пита пекарем, она ответила, что это был естественный выбор, с учётом характера персонажа и тех идей, которые он представляет. В дистриктах хлеб — самый важный продукт, как это всегда было и остаётся для многих культур. Хлеб — символ жизни. А Пит — его проводник в этот мир. Однако, по словам Коллинз, у хлеба в трилогии есть и совсем другое, более мрачное значение.

Название государства Панем — это отсылка к знаменитой строчке из Ювенала: «Panem et circenses». В привычном русском переводе она звучит как «Хлеба и зрелищ». То есть буквально panem — это «хлеб». Хлеб, на который граждане Капитолия променяли свою политическую активность. Другая валюта в этой сделке — зрелища, а буквально circenses, то есть цирки, арены, на которых в Древнем Риме проводились гладиаторские бои и прочие кровавые развлечения. В мире Сьюзен Коллинз свои арены — для Голодных игр.

— Какое-то время они еще протянут, — говорит Плутарх. — Безусловно, у них есть неприкосновенный запас. Но самое существенное различие между Тринадцатым и Капитолием — люди. Жители Тринадцатого привыкли к тяготам и лишениям, а в Капитолии не знают ничего, кроме «panem et circenses».
— Что это?
Я разобрала только слово «Панем».
— Есть такое древнее выражение. Сказано тысячи лет назад на латыни — был такой язык — о городе под названием Рим, — объясняет Плутарх. — «Panem et circenses» переводится как «хлеба и зрелищ». Автор хотел сказать, что люди Рима думают только о развлечениях и о том, как набить брюхо, ради этого забыли о своих политических обязанностях. И, как следствие, потеряли власть.
Что ж, похоже на Капитолий. Изобилие еды. И ни с чем не сравнимое развлечение — Голодные игры.

Эхо прошлой войны

Приквел «Баллада о змеях и певчих птицах», действие которого разворачивается за 64 года до событий оригинальной трилогии, тоже начинается с голода. Точнее, с пустого капустного супа, который будущий президент Сноу, а пока 18-летний юноша, варит себе в День Жатвы десятых Голодных игр. 

Он во всех отношениях дитя войны, и сейчас, десять лет спустя, далёк от благополучной жизни. Кориолан Сноу несёт тяжёлый груз воспоминаний и потерь: война лишила его обоих родителей, он пережил страшные бомбёжки, но самое главное — длительную осаду города, а значит, снова голод. Было время, когда люди умирали от истощения прямо на улице, были случаи, когда кто-то из знакомых не выдерживал и опускался до каннибализма. Семейству Сноу, отхватившему в начале продуктового дефицита стратегический запас лимской фасоли, ещё повезло. 

Но голод для них не закончился вместе с войной. Они по-прежнему едва сводят концы с концами и балансируют на грани полного краха. Весь сюжет приквела сводится к тому, как президент Сноу стал тем, кем стал. И желание вырваться из тисков голода сыграло в этом не последнюю роль. Помните другую литературную героиню с сомнительными моральными принципами и её фирменное «Я больше никогда не буду голодать»? В этом они близки с Кориоланом Сноу.

Но, как мы видим на примере других персонажей «Голодных игр», не всех голод (и другие детские травмы) превращает в циничных негодяев. Внешние тяготы накладываются на характер, устремления, ценности конкретного человека — с соответствующим результатом.

Подводя итог

Надеюсь, у меня получилось показать, что в этой книжной вселенной значительная часть активного действия связана с едой (или её отсутствием). При этом у еды есть и другие, более «спокойные» функции — помимо того, чтобы мотивировать героев, направлять ход их мыслей и подталкивать к каким-то поступкам. Еда в Панеме отражает местную культуру (многообразие культур). Для разных частей страны характерны разные продукты и способы их приготовления — это зависит от географии, климата, специализации региона, экономических и демографических факторов.

Возможно, чуть позже я напишу об этом отдельную статью. (На самом деле, этот текст у меня наполовину написан, дело за второй половиной.) А ещё я лелею надежду сделать кулинарную книгу по этой вселенной, куда, по моей задумке, должно поместиться всё-всё-всё, что мне есть сказать по теме.

Пока же давайте поближе познакомимся с одним из самых знаковых блюд из этой литературной вселенной.

Рагу из баранины с черносливом 

Разная столичная еда несёт для Китнисс разную эмоциональную нагрузку: в апельсинах есть что-то тревожное, а в бараньем рагу — утешительное, даже когда к утешению примешивается изрядная доля горечи. Это блюдо, которое немного заземляет героиню.

Китнисс впервые пробует рагу из баранины с черносливом за завтраком в тренировочном центре в первой книге. В Капитолии трибуты всегда начинают свой день с чего-то сытного, при этом они могут выбирать из большого набора блюд, среди которых обязательно присутствуют какое-то мясное рагу и злаковый гарнир.

Я поднимаюсь и быстро принимаю душ, стараясь быть повнимательней с кнопками. Затем спускаюсь в обеденный зал. Пит, Эффи и Хеймитч сгрудились за столом и о чём-то тихо переговариваются. Выглядит это странно, но голод сильнее любопытства, поэтому сперва я нагружаю блюдо завтраком, а потом уж присоединяюсь к остальным.
Рагу сегодня приготовлено из нежной баранины и чернослива. На подушке из дикого риса — просто идеально. Только когда на тарелке остается меньше половины, я замечаю, что все почему-то молчат. 

Этот эпизод происходит за день до телеинтервью. Поэтому, когда Цезарь Фликермен спрашивает Китнисс о самом ярком впечатлении от Капитолия, воспоминания о бараньем рагу ещё очень свежи. И ответ попадает в точку.

В следующий раз Китнисс вспоминает об этом роскошном угощении уже на арене. Она заняла выжидательную позицию, делать ей нечего, а в животе урчит, несмотря на съеденную ранее порцию пищи. Понемногу она доедает остатки припасов, но и это не помогает. В родном Двенадцатом дистрикте такие дни, как этот, называют «дырявыми»: в такой день что ни съешь — чувство насыщения не приходит. Вынужденное бездействие усугубляет ситуацию. И Китнисс невольно погружается в воспоминания о роскошных капитолийских блюдах. Курица в сливочном соусе с апельсинами… Пирожные и пудинг… Хлеб с маслом… Лапша с зеленым соусом… И, конечно, баранье рагу с черносливом.

Удивительно, но спустя несколько дней это воспоминание материализуется на арене во всём своём изысканном великолепии. 

Пит выглядывает в щель между камнями и радостно вскрикивает. В следующую минуту он уже стоит под дождем и протягивает мне какой-то предмет. Серебряный парашют с корзиной! Внутри — мы даже не мечтали о таком — свежие булочки, козий сыр, яблоки и, самое главное, большая миска той бесподобной тушеной баранины с диким рисом. То самое блюдо, которое я назвала Цезарю Фликерману моим самым большим впечатлением от Капитолия.

О таком герои и мечтать не могли! Хотя Китнисс чуть лучше Пита понимает, чем они обязаны такой щедрости спонсоров. В любом случае роскошное пиршество очень поднимает боевой дух и помогает смотреть на реальность чуть-чуть оптимистичнее. Правда, Китнисс и Питу приходится сдерживаться, чтобы не наброситься на драгоценное рагу и не умять его в один присест, ведь к этому моменту их желудки уже отвыкли от пищи. Они начинают с крошечных порций и растягивают удовольствие на несколько приёмов пищи. Остатки бараньего рагу исчезают, когда герои наконец готовы покинуть пещеру — нужно запастись энергией перед активным, полным опасностей днём. Вместе с рагу заканчивается их передышка.

Баранье рагу с черносливом появляется снова и во второй, и в третьей книгах, всякий раз перебрасывая мостик от одной части трилогии к другой. Так, во второй части это блюдо подают к завтраку в поезде во время тура победителей. У Китнисс хватает поводов для переживаний, и еда — чуть ли не единственное, к чему у неё нет вопросов в этот момент. Правда, и насладиться ею в полной мере у героини не получается.

Я стараюсь получать удовольствие от еды, как завещала Хейзел. Повара явно хотят меня порадовать. Приготовили моё любимое рагу из баранины с черносливом, и это помимо прочих изысков. За столом меня уже ждут апельсиновый сок и чайник с горячим шоколадом. В общем, ем я много, и еда безупречна, но я не могу сказать, что наслаждаюсь. К тому же досадно, что кроме меня и Эффи никто не явился.

В третьей книге баранье рагу появляется в рационе Китнисс в другом формате (в виде консервов, найденных в покинутой столичной квартире) и при совсем других обстоятельствах. С одной стороны, здесь снова протягивается ниточка к предыдущим частям трилогии. С другой — обстоятельства настолько разнятся, что появление рагу служит усилению этого контраста.

Я копаюсь в куче банок и уже думаю взять сливочный суп с треской, как вдруг Пит протягивает мне жестянку.
— Держи.
Я беру банку, не зная, что и ожидать. На этикетке написано «Рагу из баранины».
Я сжимаю губы, вспоминая дождь, сочащийся сквозь камни, мои неуклюжие попытки флиртовать и аромат моего любимого капитолийского блюда в холодном воздухе. Значит, какие-то воспоминания об этом остались и у Пита. Какими счастливыми, какими голодными мы были, когда у входа в нашу пещеру появилась корзинка для пикников. Как мы были близки!
— Спасибо. — Я открываю банку. — Здесь даже чернослив есть.
Я сгибаю крышку, превращая ее в самодельную ложку, и зачерпываю немного рагу. Теперь это место напоминает арену ещё и на вкус.

В общем, под конец истории это блюдо вызывает у Китнисс смешанные чувства. Несмотря на ужас воспоминаний оно полно ностальгии, тоски по утраченной близости. И как ценная провизия оно по-прежнему выше всяких похвал, даже в виде консервов.

Вы тоже можете попробовать на вкус всю эту гамму противоречий: по моему рецепту баранье рагу с черносливом получается не хуже, чем у капитолийских поваров. Приятной вам дегустации, and may the odds be ever in your favour!

Рагу из баранины с черносливом (Lamb Stew with Dried Plums)

ИНГРЕДИЕНТЫ

• 1,2 кг баранины (мякоть ноги или лопатки)
• 4 ст. л. оливкового масла
• 2 луковицы среднего размера
• 3 зубчика чеснока
• 500 мл бульона (говяжьего или куриного)
• 350 мл сухого красного вина
• 0,5 ч. л. соли
• ¼ ч. л. молотого чёрного перца
• 250 г чернослива
• 30 г (1 ст. л. с горкой) муки

Для подачи:

• дикий рис
• свежая зелень (по желанию)

ПРИГОТОВЛЕНИЕ

1. Нарежьте баранину на кусочки среднего размера. В большой сковороде с толстым дном (также можно использовать казан, а потом в нём и готовить рагу) разогрейте столовую ложку масла. На сильном огне в несколько заходов обжарьте баранину с двух сторон (не до готовности, а до румяной корочки), выкладывая кусочки на небольшом расстоянии друг от друга. Добавляйте масло по мере необходимости. Скорее всего, для такого количества баранины вам потребуется четыре захода. Обжаренное мясо снимайте со сковороды и складывайте в миску.
2. Нарежьте лук полукольцами, а чеснок порубите максимально мелко. Уменьшите огонь под той же сковородой, где жарилось мясо, всыпьте лук и готовьте около 10 минут, помешивая периодически. Лук должен стать мягким и вобрать в себя коричневые частички, оставшиеся после жарки мяса. Добавьте измельчённый чеснок и готовьте ещё пару минут.
3. Если сковорода достаточно глубокая и способна вместить все ингредиенты, продолжайте готовить в ней. В противном случае переложите её содержимое в широкую кастрюлю с толстым дном. Добавьте обжаренное мясо, залейте бульоном и вином и доведите до слабого кипения. Готовьте без крышки при минимальном кипении 45 минут.
4. Добавьте соль и перец (количество соли скорректируйте в зависимости от солёности бульона). Нарежьте чернослив половинками и тоже всыпьте в рагу. Аккуратно перемешайте и готовьте ещё 30 минут.
5. Если кипение не было слишком интенсивным, к концу приготовления в вашей сковороде или кастрюле будет ещё много жидкого соуса. Его стоит загустить мукой. Для этого отлейте немного жидкости в отдельную мисочку, добавьте указанное количество муки и тщательно разболтайте вилкой или венчиком, чтобы не было комочков. Влейте в рагу, аккуратно перемешайте и проварите пару минут.
6. Параллельно с приготовлением рагу отварите дикий рис по инструкции на упаковке. Подавайте баранье рагу на подушке из дикого риса, посыпав мелко нарезанной свежей зеленью.