Пороховой заговор и имбирная коврижка: День Гая Фокса в британской культуре

Удивительно, как далёкие исторические события иногда отражаются в массовой культуре. И остаются в ней на века. Давно уж никто не помнит подробностей и мало кому они интересны, сама суть иногда переворачивается с ног на голову: «хорошие — плохие», «серьёзное — весёлое». Остаётся только повод повеселиться, обвешанный оригинальными атрибутами.

Пороховой заговор — мой излюбленный пример. Его культурный след растянулся уже на четыре с лишним столетия, а политический смысл давно сдался под напором карнавального. Но связанные с ним торжества повторяются из года в год, и в наши мультикультурные времена это редкий праздник, английский до основания. И не так уж важно, с чего всё началось.

Но, если уж разбираться, дело было так. В 1605 году группа заговорщиков попыталась убить короля Якова I на редкость эфффектным способом — взорвав его вместе с Парламентом. Большой взрыв был запланирован на 5 ноября, и всё было к нему готово: бочки с порохом уже дожидались под зданием Парламента нужного момента, чтобы разнести его в клочья. Заговор был раскрыт в самый последний момент: в ночь с 4-го на 5-е были обнаружены и бочки, и состоявший при них заговорщик, который должен был поджечь фитиль в назначенный час.

Заговорщика звали Гай Фокс. Он не был главным среди «террористов», но прославился больше всех — потому что попался (и под пытками сдал остальных). В итоге он вошёл в историю на всех уровнях — начиная с языковых оборотов и заканчивая сложными культурными и политическими ассоциациями.

Пожалуй, этого не случилось бы без влияния свыше: изначально праздник в память о событиях 5 ноября был учреждён искусственно, на государственном уровне. Закон, принятый вскоре после раскрытия заговора, предписывал отмечать 5 ноября как «радостный день благодарения за спасение». У всех этих событий (начиная с заговора) был мощный религиозный подтекст — вечное противостояние католиков и протестантов. И праздник изначально был о том же: укрепить позиции протестантов, погрозить пальцем католикам. Но к середине XIX века религиозные баталии поутихли, и в 1859 году закон о 5 ноября перестал действовать. А традиция осталась. Ведь если отбросить политику и религию — уж очень весело повелось праздновать!

День (или «Ночь/вечер») Гая Фокса ещё называют Ночью костров или Ночью фейерверков. Эти названия говорят сами за себя. У Гая Фокса сотоварищи не вышло устроить грандиозный «салют» — зато канонада взрывов теперь звучит в этот день каждый год! А кульминацией праздничных гуляний становится сожжение чучела прославленного заговорщика.

Праздничные костры, шум, толпы людей, взрывы фейерверков — эффектная декорация для выдуманных драматических событий. Да и сама история про неудавшийся заговор настолько яркая, что вдохновила не одного творца.

Есть версия, что началось всё ещё с Шекспира: некоторые исследователи утверждают, что он написал своего «Макбета» на волне общественного интереса к различным заговорам, вызванной событиями 5 ноября 1605 года (спорно, но возможно). И ниточка от тех событий протянулась в наше время.

Не знаю, как вы, а я впервые узнала о Пороховом заговоре из фильма «V — значит вендетта», снятого по одноимённому графическому роману Алана Мура. Его сюжет прямо отсылает к событиям 400-летней давности, а главный герой носит стилизованную маску Гая Фокса, ставшую популярным аксессуаром и символом протеста по всему миру уже в 2000-х годах. И этот герой по имени V тоже ставит своей целью взорвать Парламент.

Но, конечно, литературное переосмысление событий вокруг Порохового заговора не останавливалось на протяжении четырёх веков. В 1626 году Джон Мильтон посвятил им поэму In Quintum Novembris и потом ещё не раз проходился по ним в более позднем творчестве.

Чарльз Диккенс вспоминает Пороховой заговор в своём романе «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита», шутливо доказывая древность рода Чезлвитов:

Можно считать общим правилом, что чем длиннее ряд предков, тем больше в семейной истории убийств и грабежей, ибо в старину эти два вида развлечений, сочетавших здоровый моцион с верным средством поправить расстроенное состояние, являлись одновременно и благородным промыслом и полезным отдыхом для знати нашей страны.
А посему весьма утешительно и отрадно вспомнить, что во все периоды нашей истории Чезлвиты принимали деятельное участие в человекоубийственных заговорах и кровопролитных схватках…
Нет ни малейшего сомнения в том, что один из Чезлвитов участвовал в Пороховом заговоре, а может быть, и сам архипредатель Фокс был отпрыском их замечательного рода… Известно, что в наше время многие Чезлвиты, потерпев неудачу на других поприщах, занялись торговлей углем, без всяких на то разумных оснований и без малейшей надежды разбогатеть, и месяц за месяцем угрюмо созерцают свой более чем скромный запас товара, не имея случая даже поторговаться с покупателем. Поразительное сходство между этим занятием и тем, какому предавался великий предок Чезлвитов под сводами парламентских подвалов в Вестминстере, так явно и многозначительно, что не нуждается в комментариях.
Кроме того, устными преданиями семейства Чезлвитов установлено вполне точно, хотя неясно, к какому периоду их семейной истории это относится, что существовала некогда особа такого вспыльчивого характера и до такой степени привыкшая к обращению с огнем, что ее прозвали «выжигой», каковое прозвище, или кличка, сохранилось за нею и до сего дня в фамильных легендах…
Несколько лет тому назад во владении одного всеми уважаемого и во всех отношениях почтенного и благонамеренного члена семьи Чезлвитов (ибо даже злейший враг не мог бы усомниться в его богатстве) находился потайной фонарь несомненно древнего происхождения, тем более примечательный, что и по виду и по форме он нисколько не отличался от тех, какие употребляются в наше время. Так вот, этот джентльмен, ныне покойный, всегда готов был поклясться и не раз утверждал самым категорическим образом, что его бабушка нередко говаривала, созерцая эту почтенную реликвию: «Да-да-да! Вот этот самый фонарь нес мой правнук пятого ноября, когда был Гаем Фоксом». 

Уильям Эйнсворт в 1840 году сделал Гая Фокса героем одноимённого романа. В нём знаменитый заговорщик, возможно, впервые был «очеловечен» и предстал как персонаж если не положительный, то как минимум заслуживающий интереса и сочувствия. Художественные достоинства романа были спорными, но успех у публики — однозначным. И с этого момента Гай Фокс уверенно шагнул в массовую культуру. На протяжении последующих десятилетий он был популярным персонажем дешёвых книжечек с леденящими кровь историями (penny dreadfuls — не знаю, есть ли корректный перевод для этого типа печатных изданий). Простой народ зачитывался его приключениями — но раз в год по-прежнему стабильно жёг его чучело.

Стоит ли удивляться, что сам праздник с его кострами и фейерверками появляется в литературе едва ли не чаще, чем герой, его породивший.

Не всегда такие отсылки легко распознать. Например, Льюис Кэрролл намекает на День Гая Фокса в первой главе «Алисы в Зазеркалье».

— А знаешь, что будет завтра? — говорила Алиса. — Ты бы и сама догадалась, если б сидела со мной утром на окошке. Только ты была занята — Дина тебя умывала. А я смотрела, как мальчишки собирают щепки на костер. Для костра надо много щепок, Китти. Было ужасно холодно, а тут еще снег пошел — пришлось им разойтись по домам! Но не горюй, Китти! Завтра мы пойдем смотреть на костер!

Это позволяет предположить, что события книги происходят 4 ноября. Предположение подтверждается в дальнейшем, когда Алиса сообщает, что ей семь с половиной лет «ровно», а мы знаем, что родилась она 4 мая. Стало быть, костёр, для которого мальчишки собирали щепки, — тот самый, праздничный.

Но встречаются, конечно, и гораздо более развёрнутые описания. Я очень люблю начало рассказа Агаты Кристи «Убийство в проходном дворе», потому что в нём сразу столько характерных деталей.

— Пенни на чучелко, сэр? — Чумазый мальчишка обаятельно улыбнулся.
— Ну нет уж! — отрезал старший инспектор Скотленд-Ярда Джепп. — И вот что, сынок…
Последовало отеческое внушение. Ошарашенный мальчишка задал стрекача, коротко и выразительно бросив своим юным приятелям:
— Чтоб мне! Так вляпаться — легавый переодетый.
Компания припустила за ним, распевая во все горло:

Помним, помним не зря
Пятый день ноября
И заговор пороховой.
Пусть память о нем
И ночью и днем
Всегда остается с тобой!

Спутник инспектора, низенький мужчина не первой молодости с яйцеобразной головой, улыбнулся в пышные усы.
— Très bien, Джепп, — сказал он. — Вы отлично проповедуете, поздравляю вас.
— День Гая Фокса — это просто разгул попрошайничества!
— Интересный пережиток, — задумчиво произнес Эркюль Пуаро. — Фейерверочные ракеты все еще с треском рвутся в небесах, хотя человек, в память о котором их пускают, и его деяние давно позабыты!
Старший инспектор кивнул:
— Да, ребятишки эти навряд ли знают, кто такой Гай Фокс.
— Скоро вообще возникнет путаница. Почему пятого ноября устраивается фейерверк? Для прославления или позора? Попытка взорвать английский парламент была страшным грехом или доблестным подвигом?
Джепп засмеялся:
— Со вторым согласятся очень и очень многие.
Они свернули с магистрали в относительную тишину проходного двора. Отобедав вместе, добрые друзья решили пройтись до квартиры Пуаро и выбрали этот, самый короткий, путь.
Но и сюда доносился треск шутих, а в небе рассыпались золотые дожди.
— Самый подходящий вечерок для убийства! — заметил Джепп с профессиональным интересом. — Звука выстрела, например, никто не услышит.

В оригинале мальчишка произносит фразу: ‘Penny for the guy, sir?’ — и правильнее было бы перевести её не как «пенни на чучелко», а как «пенни ДЛЯ чучелка». Само чучелко при этом должно было тоже участвовать в сцене. Эта старинная традиция, сейчас уже совершенно (или почти) вымершая. А раньше дети сами сооружали чучело Гая Фокса из всякого тряпья, ходили с ним по улицам, стучались в дома и выпрашивали у незнакомцев деньги для покупки фейерверков (как бы от лица чучела). То есть это как бы сам Гай Фокс приставал к прохожим, выпрашивая мелочь для реализации своих пиротехнических задумок. В итоге деньги собирались, фейерверки покупались и запускались, а чучело — сжигалось. Вот она — справедливость!

Но почему чучело называют словом guy? В честь Гая Фокса, правильно. А почему с маленькой буквы? О, это моё любимое, из английской этимологии. Современное английское слово guy действительно произошло от имени известного заговорщика. Сначала им стали обозначать чучело, потом — плохо одетого человека. Со временем слово попало в американский английский, где его стали использовать как разговорное обозначение любого молодого мужчины. Ну и в британский английский оно потом вернулось уже в этом качестве.

Кстати, раз уж зашла речь об имени, скажу пару слов и о фамилии. Задумывались ли вы о том, что в книгах о Гарри Поттере феникс Дамблдора назван в честь Гая Фокса — Fawkes? Феникс — птица, которая ассоциируется с огнём, так что ничего удивительного тут нет.

Но вернёмся к рассказу Агаты Кристи. Ещё одна характерная деталь — звучащая в тексте баллада о Пороховом заговоре. В оригинале она начинается так:

Remember, remember
The fifth of November
Gunpowder treason and plot.
We see no reason
Why gunpowder treason
Should ever be forgot.

Это, наверное, самое известное литературное отражение событий 1605 года. Эти же строки звучат и в «V — значит вендетта», повторяясь рефреном.

Интересны и размышления Пуаро о позабытом смысле праздника. Традиция Penny for the guy ещё жива (рассказ впервые опубликован в 1937 году), но для мальчишек это просто повод повеселиться, и никто уже не задумывается о событиях далёкой древности. Если вообще о них знает.

И, конечно, восхищает проницательное замечание Джеппа: «Самый подходящий вечерок для убийства». Как в воду глядел!

Ночь костров в целом отличное время для драматических событий — это подметила не только Агата Кристи. Вот и в сериале «Шерлок» бедняга Ватсон чуть не сгорел в праздничном костре. Вообще, вся серия (3х1 «Пустой катафалк») отсылает нас к Пороховому заговору, потому что события разворачиваются 5 ноября и Шерлок пытается предотвратить взрыв бомбы в лондонском метро, под зданием парламента.

Довольно подробное описание гуляний по случаю Дня Гая Фокса есть в романе Джоанн Харрис «Джентльмены и игроки» (тоже не без драматизма). Вот небольшой кусочек:

Зарево мы увидели с дороги, еще не дойдя до ворот парка. Толпа уже собралась, и у каждого входа проверяли билеты, а за воротами народу было еще больше — тысячи людей, ощетинившаяся масса голов и лиц.
За ними уже горел костер, скоро эта башня пламени достанет до неба. На полпути к куче дров в полуразвалившемся кресле сидел очередной Гай, казавшийся главным на этой сцене, вроде Князя Беспорядков.

И в этой же книге есть кое-что о традиционном угощении по случаю праздника.

Мы прошли с милю пешком до моего дома; к тому времени стемнело, и в воздухе уже пахло порохом. Несколько ранних фейерверков взлетели над кварталом Эбби-роуд, воздух был влажен и удивительно мягок. Дома были имбирные пряники и сладкий глинтвейн, я зажег камин в гостиной и принес две подходящие чашки.

Вообще, сегодняшний праздник не из тех, которые могут похвастаться особым гастрономическим изобилием. Всё-таки он проходит главным образом на свежем воздухе — это не тот случай, когда вся семья торжественно собирается за столом. Естественно, в ходу всякие ярмарочные угощения — например, яблоки в карамели и тот же глинтвейн. Но парочка особых блюд, связанных с этим днём, всё же найдётся. Сегодня я расскажу об одном из них.

Parkin — имбирная коврижка с севера Англии. В первую очередь она ассоциируется с Йоркширом, но её знают и пекут и в соседних графствах, в частности в Ланкашире.

Я уже не раз писала о том, какой разной бывает английская пряничная выпечка (всё то, что можно обозначить словом gingerbread). Например, когда рассказывала про грасмирские пряники. И вот вам ещё один пример, совершенно не похожий на предыдущий.

Паркин — это не хрустящее печенье, а скорее кекс, но довольно плотный. То, что мы могли бы назвать коврижкой. Рецепт некой «среднестатистической» английской коврижки я давным-давно публиковала здесь, и она мне по-прежнему очень нравится. Английский северный паркин, с одной стороны, чем-то на неё похож. Но есть и принципиальные отличия.

Во-первых, обязательный ингредиент паркина — дроблёная овсяная крупа. На Севере Англии и в Шотландии овёс вообще важнейший продукт, причём в первую очередь именно в таком виде, а не в формате хлопьев. К слову, шотландская овсяная каша тоже варится из дроблёного, а не плющеного зерна.

Во-вторых, в паркине в значительном количестве используется тёмная патока. Иногда в чистом виде, иногда в смеси со светлой патокой (golden syrup), но всё же её присутствие очень заметно.

Обычно в старинных рецептах это просто treacle. Я привыкла считать, что это аналог современной black treacle (чёрной патоки), но, видимо, не всё так просто. Как раз когда я читала про паркин, в книге Дороти Хартли Food in England (1954) мне попалось интересное замечание: «Возьмите 2 фунта патоки (либо старомодной красноватой «жидкой» патоки, либо смешанные в равных долях чёрную патоку и золотой сироп)». Для меня это стало настоящим откровением! Очевидно, свойства патоки менялись вместе с развитием технологий очистки тростникового сахара. Если сопоставить это с тем фактом, что золотой сироп (светлая патока) как отдельный продукт появился на рынке только ближе к концу XIX века, можно предположить, что до этого момента не было разделения патоки на тёмную и светлую, а в продаже был продукт, представляющий собой по сути их смесь. Что кардинально меняет подход ко многим историческим рецептам. Но сейчас я слишком спешу, чтобы опубликовать этот текст 5 ноября, поэтому оставлю детальное расследование вопроса на потом. Пока же вернёмся к нашей коврижке.

Нет однозначного понимания, почему паркин оказался тесно связан с Днём Гая Фокса и торжествами вокруг него. Но совершенно точно это выпечка с очень богатой историей, и в какой-то момент судьба паркина переплелась с Ночью костров в этой части Англии. Похожую выпечку должны были в принципе печь здесь в это время года торжественно и в больших количествах, потому что исторически первая половина ноября — это целая вереница праздников, начиная с Дня Всех Святых и заканчивая Днём святого Мартина (11 ноября). На День святого Мартина традиционно устраивали ярмарки, а где ярмарки, там пряники. И в йоркширских пряниках издавна был овёс как самый распространённый здесь злак.

На юге Англии паркин известен мало или неизвестен совсем, зато на севере это та выпечка, для которой у каждой хозяйки свой рецепт. В книге Флоренс Уайт Good Things in England (1932) я насчитала восемь разных рецептов, которыми любезно поделились с автором рядовые читатели. Среди них нет двух близко похожих, но некоторую закономерность всё же можно проследить.

Как правило, основные ингредиенты — это дроблёная овсянка и пшеничная мука в соотношении 1:1 (реже — с перевесом в пользу овсянки). Далее следует патока. К ней почти всегда добавляются коричневый сахар и жир (сливочное масло в чистом виде или пополам с лярдом). Молоко, чтобы дополнительно увлажнить тесто и, в редких случаях, яйцо. Разумеется, имбирь и, по желанию, дополнительные пряности. Наконец, сода для разрыхления. Пропорции разные, не всегда присутствует всё перечисленное, но в целом картина такая, и ингредиенты названы плюс-минус в порядке уменьшения их доли в тесте.

Скажу ещё пару слов о некоторых из них.

Дроблёный овёс в Британии бывает разного калибра. Чаще всего в старых рецептах встречается medium oatmeal  — крупинки среднего размера. Реже попадается fine oatmeal — мелкая крупка. Нам в России, к сожалению, выбирать особо не приходится. Но хорошо, что дроблёный овёс в принципе появился в широкой продаже в последние годы, так что купить его можно — ищите «овёс резаный» (есть у Nordic, Myllyn Paras и других брендов). Я пекла свой паркин с овсом от Myllyn Paras — мне показалось, что он крупноват.

С патокой тоже появились кое-какие варианты, кроме как «везти из-за рубежа». В первую очередь это касается чёрной патоки. К нашему счастью, она используется для производства рома и в широкой продаже на российском рынке появилась в первую очередь благодаря самогонщикам-любителям. Гуглите «меласса тростниковая» — и будет вам счастье. Если повезёт, получится даже найти её в небольшой фасовке, а не канистрой на четыре литра. Про золотой сироп у меня таких лайфхаков, к сожалению, нет.

Поэтому скажу про разрыхление теста. В старинных рецептах в качестве разрыхлителя обычно используется сода. В тесте она реагирует с патокой, которая обладает кислотностью, поэтому можно не беспокоиться о неприятном содовом привкусе. Но и ждать от соды чудес не стоит: тесто на паркин довольно плотное, дополнительно утяжелённое овсяной крупой, к тому же в нём нет яиц (в моей версии, которая в этом вопросе не противоречит большинству исторических прототипов). В общем, поднимается паркин не сильно, а при остывании норовит слегка осесть — это нормально.

В современных рецептах вместо соды чаще фигурирует разрыхлитель (пекарский порошок). Не знаю, меняется ли что-то принципиально от этой замены, могу лишь сказать, что вариант на соде меня полностью устроил.

 

Паркин — йоркширская коврижка (Parkin)

Планировать приготовление паркина лучше заранее: это та выпечка, которой нужно время на созревание. Дайте ей полежать неделю в герметичном контейнере, и она заметно изменится (разумеется, к лучшему). Точно не нужно есть эту коврижку в тот же день, что испекли, — дайте ей полежать хотя бы ночь, хорошо упакованной, чтобы влага в ней распределилась равномернее.

ИНГРЕДИЕНТЫ

• 150 г муки
• 75 г сливочного масла
• 150 г дроблёной овсяной крупы
• 75 г коричневого сахара (демарара)
• 0,5 ч. л. соды
• 1 ч. л. молотого имбиря
• 1 ч. л. смеси сладких пряностей*
• 75 г чёрной патоки (тростниковой мелассы)**
• 75 г светлой патоки («золотого сиропа/golden syrup)
• 75 мл молока

*В паркине обязателен только имбирь, но к нему часто добавляют что-то ещё. Здесь будут уместны мускатный орех, гвоздика, корица, душистый перец — на что у вас хватит фантазии. Вы можете составить свою композицию или воспользоваться готовой смесью. У англичан такая смесь называется mixed spice, в неё обычно входит всё перечисленное выше, а также опционально — кориандр, тмин, кардамон и т. д. В российских реалиях приблизительным аналогом может выступать смесь пряностей для чая и кофе.

**Паркин на чистой чёрной патоке обладает очень интенсивным вкусом, поэтому в моём рецепте она используется пополам со светлой. Но вы можете отказаться от светлой патоки, если будете в настроении, — тогда используйте 150 г тёмной патоки/мелассы. Это особо применимо в том случае, если ваша патока не английская, а скандинавская: у тёмной патоки из стран Северной Европы другой состав (по сути, это микс) и вкус мягче.

Чтобы с чистой совестью утверждать всё это, я испекла оба варианта: на чистой чёрной патоке и на чёрной патоке пополам со светлой. Первый вариант напомнил мне Уэстморлендский кекс с перцем — такой же интенсивный, бескомпромиссный вкус, и больше одного кусочка не съешь. Второй вариант поспокойнее, хотя характер всё равно чувствуется. Пожалуй, для себя я выбираю именно его. На фото он слева.

ПРИГОТОВЛЕНИЕ

1. Квадратную форму 18х18 см смазать маслом и выстелить бумагой для выпечки. Разогреть духовку до 160 °C.
2. Насыпать муку в большую миску и добавить нарезанное кубиками сливочное масло. Втирать масло в муку кончиками пальцев до получения консистенции хлебных крошек.
3. Добавить все остальные сухие ингредиенты: овсянку, сахар, соду, имбирь и другие пряности. Перемешать.
4. Добавить патоку (оба вида) и молоко. Перемешать, чтобы получилось однородное тесто.
5. Выложить в подготовленную форму, аккуратно разровнять.
6. Выпекать примерно 40 минут (проверить готовность зубочисткой).
7. Готовой коврижке дать постоять в форму 10 минут, затем аккуратно извлечь и остудить на решётке. после полного остывания упаковать в герметично закрывающийся контейнер (либо плотно завернуть сначала в бумагу для выпечки, а потом в фольгу). Дать постоять так хотя бы ночь. А в идеале — выдержать несколько дней или неделю, прежде чем резать и дегустировать.

Подавать промозглым осенним днём, сопроводив каким-нибудь согревающим напитком.